Женщина, искусство и ислам

Продолжение интервью с Валерией иман Пороховой, автором стихотворного перевода смыслов Корана

656

Валерия Михайловна, конечно, нашим читателям интересно узнать Ваше представление роли и месте женщины в жизни общества.

— Пророк сказал, что рай лежит в ногах у матери. Женщина‑мусульманка — самая полноправная среди женщин всех религиозных конфессий. Во‑первых, она начинает свою брачную жизнь с махра — подарка для невесты. И он может исчисляться в недвижимости, драгоценностях, в деньгах, и на это существуют два свидетеля. По сути махр — это ее страховой полис. Некоторые думают, что махр дается как выкуп родителям, и это ошибочное мнение. Он —  для невесты. Во‑вторых, женщина–мусульманка может работать, обсудив этот вопрос с мужем. Причем то, что зарабатывает муж — это бюджет семьи, то, что зарабатывает жена — это ее карманный расход. Сейчас женщина занимает высокое социальное положение во всем мусульманском мире.

— В частности, волнует вопрос строгости правил относительно женской одежды. Как, на Ваш взгляд, должна выглядеть современная мусульманка?

— В 60‑м аяте написано: «Рядитесь в украшения и самую нарядную одежду, когда вы идете в мечеть — место поклонения». А что такое поход в мечеть? Это светский выход. Вы идёте на улицу, оказываетесь среди незнакомых вам людей, и вам рекомендуется одеться в украшения и самые нарядные одежды. Потому, что Аллах любит видеть свои дары на человеке. Вы можете надевать и золото, и красивые ткани. Единственно, что нельзя делать — не надо, чтобы ноги и руки были открыты. Не надо, чтобы волосы —

особенно если они красивы — привлекали внимание мужчин. Женщину украшают исключительно скромность и стыдливость. Я очень стесняюсь, когда мужчина начинает внимательно смотреть, я краснею, у меня слезы в глазах. Не дай бог еще комплименты скажет. И это было у меня всю жизнь. Мой муж Мухаммед — ортодоксальный мусульманин. Сейчас он, конечно, чуть‑чуть стал шире смотреть на жизнь, но до сих пор, когда я собираюсь на посольские приемы, он говорит, что я « голая». «Голая» — это значит «слишком узкое платье». Я люблю длинные платья, но у меня очень тонкая талия, мне безумно хочется её немедленно подчеркнуть. Я же женщина. Конечно, ни ноги, ни руки — это исключено. Прозрачные вещи — исключены. Шляпа на голове — обязательно. У меня всегда шея закрыта и голова.

— Рассказывают, что Ваш перевод Корана вызвал интерес и у известного индийского гуру и даже способствовал Вашей поездке в его ашрам в Индии…

— Знакомство с Бабаджи состоялось в подмосковном санатории «Снегири» — туда меня привёз Эдуард Балашов, замечательный поэт и глубоко верующий православный. Когда Бабаджи провозили по коридору, он, не глядя на меня, попросил остановиться рядом, а потом пригласил в номер — пообщаться. То, что он остановился, это было проявлением взаимодействия аур, резонансом полей. Он же не видел меня, даже не повернул голову в мою сторону. Чем он почувствовал? Душой. Душа — это сгусток всех ваших вибраций.

Тогда в «Снегири» съехалась вся московская элита — Лужков, Макаревич, Гребенщиков — чтобы получить благословение Бабаджи. Я туда поехала в очень строгом английском костюме — белоснежная блуза с жабо, брюки, коричневая шляпа. На проповедь не пошла. Первое впечатление было, когда я его увидела: на пол‑лица синие, как небо, глаза, белоснежная кожа — белее моей — и румянец. Ему где‑то за 70, ближе к 80, а выглядит на 35. Я стою, прижавшись к стене, просто смотрю — мне нравится его лицо, оно вызвало какой‑то отклик, свет от него идет. Он едет и ни на кого не смотрит. И вдруг коляска останавливается около меня, и мужчина, который его везет, говорит: «Пойдемте с нами». Когда вошли в номер, Балашов меня толкнул, и я принесла Коран и хадисы. Бабаджи сказал, что ему это очень интересно. Разговор шёл на английском — он ведь для меня как родной. Потом я ушла, а через два месяца звонок: «Лера, мы очень хотим, чтобы вы приехали в наш ашрам. Мы купим билет». Полетели мы вместе с сыном Халитом, так как мне нужно сопровождение. Так мы оказались в пригороде Нью‑Дели. Когда я была в Индии, Эдуарда Балашова оперировали в Москве. И наши христиане решили помолиться, чтобы операция прошла успешно. Мы все отправились на место Иисуса Христа — это гуру поставил статую в индийском стиле на том месте, где ему явился Иисус. Там нет храма, одна гипсовая пятиметровая статуя, а внизу гравий. Наши христиане пришли туда, а там даже нельзя коленопреклонение сделать из‑за гравия. Потом Бабаджи спросил меня: «Лера, а вы были в мечети, которую я построил на том месте, где мне явился пророк Мухаммед?» — «Нет», — ответила я. — «Но почему же? Это ведь сразу за местом Иисуса». Мечеть из белого мрамора смотрелась, как игрушка. Большая молельня, метров 100 в длину, газоны подстрижены, оградка покрашена в белый цвет. Мы ахнули!

Мы пробыли в ашраме 15 дней вместо положенных шести и когда пришли к Бабаджи попрощаться, он нам сделал замечательные подарки. Мне подарил прозрачную ткань бледно‑голубого цвета, похожую на шелк, на которой сияли серебристые звезды и цветы. Халиту подарил сюртук и потрясающей красоты шарф. Мы такие счастливые! А когда уже повернулись уходить, Бабаджи громко сказал: «Валерия!» Я обернулась. И он произнес: «Аллах акбар!» Это была последняя капля! Я разрыдалась. Бабаджи, который излучает свет, мне говорит: «Аллах акбар!»

— Валерия Михайловна, как повлияло глубокое знание Корана на Ваше восприятие искусства?

— Я очень долго изучала скульптуру, все школы изобразительного искусства. По мазку картины могу назвать художника, определить, к какой школе он принадлежит. Мне очень нравится Эрмитаж, Третьяковка, Русский музей, я безумно люблю живопись. Я считаю, что это лучшее, что у нас есть. И этим богатством нужно делиться. Если бы это не было угодно Всевышнему — не было бы ни «Сикстинской мадонны», ни «Тайной вечери», ни фуг и токкат Баха. Когда я слушаю соборную музыку Баха, посвященную небесам и Богу, я всегда думаю: «Не было бы это угодно Аллаху — не было бы этой музыки». Обычный человек не может такое сочинить. Музыка Моцарта, Первый концерт Чайковского — это не люди сочинили, это музыка, посланная через них Всевышним. Потому что, когда вы слышите её, вы плачете от умиления. Когда вы видите роскошные пейзажи наших живописцев — Шишкина, Поленова — вы плачете от умиления, не надо вам ничего другого. Художники — это благоволение Аллаха. Абстракционизм, кубизм, «Черный квадрат» Малевича — это совсем другое. Аристократия приходит посмотреть на «Черный квадрат». Это же грех. Человек сел и нарисовал черный квадрат — теперь все на этот квадрат смотрят и как бы восхищаются. Или Ван Гог. Я люблю «Подсолнухи» Ван Гога, но гораздо больше люблю другие его вещи — созданные не во время приступа боли. Кубисты, абстракционисты, постимпрессионисты — это люди, которые умели себя хорошо раскрутить. Их картины уходят за десятки миллионов долларов, которые не снились великим мастерам итальянской живописи, великим грекам и фламандцам. Кто‑то говорит, что Коран запрещает музыку — нигде об этом не написано. Есть одно предложение, про которое я могу сказать, что оно относится к теме: «И славьте в песнопениях Его величие». В песнопениях! Что больше славит Бога, чем продукты его дозволения! Это и живопись, и музыка, и ваяние, и скульптура. Это изумительно красиво, потому что все это была угода Бога. Не верю я, что Роден мог бы создать «Поцелуй», а Антонио Канова «Три грации» — без угоды Всевышнего. Это настолько совершенно, эта красота настолько не подлежит никакой критике, потому что это угода Бога.

— Восхищение красотой предписывается Кораном, а есть ли какие-то ограничения, которые позволяют находиться в правильном умонастроении, позволяющем постичь глубинный смысл Священного писания?

— В Коране есть мощное ограничение к читателю. Огромное количество аятов заканчивается так — «А, впрочем, эти слова для размышляющих». Для знающих, для думающих, для тех, чей разум светел. Коран ограничивает доступ к себе: человек с тёмным разумом не должен его открывать. Это мое твердое убеждение.