«Религия, исповедуемая каким-либо народом, есть отражение природы этого народа»
Муса Бигиев
Одним из наиболее существенных вопросов в понимании процесса проникновения религии и её адаптации в жизни людей следует принять историческую глубину бытования этой религии и её истоки. Поэтому не случайно, что каждый народ стремится показать и доказать своё давнее нахождение в лоне той религии, которую исповедует, а также восприятие этой религии если не от её основателя, то по крайней мере от одного из его ближайших последователей.
Говоря о татарах или об их предках, когда-то принявших ислам — булгарах, необходимо проделать определённый экскурс в глубину веков. Мы будем двигаться последовательно, углубляясь в историческом плане, и начнём наше путешествие с даты, которую принято считать отправной точкой в процессе исламизации мусульман Поволжья.
«Ислам проник в эти края задолго до 922 года»
922 год — дата так называемого «официального принятия ислама», в результате прибытия в Волжскую Булгарию посольства из Багдада, секретарём которого был Ибн Фадлан. Однако доподлинно известно, в том числе и от самого Ибн Фадлана, что ислам проник в эти края задолго до 922 года. При этом считается, что ранее ислам в этот регион проник через посредство Средней Азии. Таким образом 922 год стал, по сути, лишь констатацией факта распространения ислама в среде булгар, можно сказать — закреплением ислама у булгар «де юре».
К этим выводам приходят и известные российские учёные, например, востоковед и историк Борис Заходер, изучая бытовавший у булгар ислам, отмечает, что в нём представлена «не ибнфадлановская традиция» , а исследователь культур народов Поволжья Виктор Смолин предполагает, что ислам проник в Волжскую Булгарию задолго до 922 г. Смолин отмечает, что на 922 г. приходится всего лишь формальное заключение торговых связей, своего рода формальное закрепление торговых отношений Багдада со Средним Поволжьем . В этой связи мне бы хотелось акцентировать внимание не столько на торговых, сколько на религиозно-политических связях с Багдадом, если принять во внимание имевшееся противостояние Волжской Булгарии и стремительно слабеющего Хазарского каганата.
Рассматривая произведения авторитетных историков исламского мира, например, «Книгу драгоценных сокровищ» учёного начала Х века Ибн Руста, датируемую 903-912 гг., мы находим следующие сведения о булгарах: «Большая часть их исповедует ислам, и есть в селениях их мечети и начальные училища с муэдзинами и имамами». Из записок же Ибн Фадлана мы узнаём, что он общался с булгарским правителем без переводчика, а с башкирским только посредством переводчика. Шигабутдин Марджани делает вывод, что Ибн Фадлан во время нахождения в Багдаде научился тюркскому языку у тюркских воинов, поэтому свободно мог общаться с булгарами. Осмелюсь не согласиться с ним и высказать собственное предположение, что данный факт скорее указывает на глубокое проникновение ислама, а соответственно и арабского языка в среду булгар. Что же касается башкир, то они по всем историческим свидетельствам, в том числе и от Ибн Фадлана, на тот момент оставались язычниками.
Факт широкого распространения исламской религии среди булгар подтверждается не только арабскими письменными источниками, такими как ал-Куфи (умер в 926 г.), ал-Балазури (умер в 892 г.), но и результатами археологических раскопок. Так, например, в трудах отечественных археологов, проводивших исследования захоронений булгарского периода, отмечается, что в них обнаружено соблюдение мусульманского погребального обряда.
«Навруз не был распространен среди мусульман Поволжья»
Таким образом, принимая во внимание вышесказанное, мы можем с уверенностью говорить о более ранней дате принятия ислама булгарами, и здесь нам необходимо обратиться ко времени, которое, как мне
кажется, необходимо рассматривать в качестве ещё одной вехи в процессе исламизации предков современных татар. Я говорю о 737 г. и о походе Марвана ибн Мухаммада, в результате которого Хазарский каганат официально принимает ислам и признаёт суверенитет Омеййадского халифата на своей территории. Всё это нашло отражение в таких элементах государственной и общественно-политической жизни, как монетный чекан и наличие мусульман в руководстве Хазарского каганата и его армии, а также многочисленные появившиеся в городах Хазарии мечети и медресе. Именно начиная с 4 февраля 737 г. мусульмане стали составлять основную часть каганской гвардии. Даже ставилось обязательным условием, чтобы визирь, т.е. первый человек кагана, был мусульманином.
С этого времени в Хазарском каганате стали чеканить арабские монеты, что также говорит о неформальном присоединении этой территории к халифату. Необходимо отметить, что монетный чекан имеет три последовательных этапа в развитии хазарского монетного дела. Началось всё с грубых, малоосмысленных подражаний арабским дирхемам. Затем следовали более совершенные выпуски, на которых появился первый местный признак — руноподобная тамга. К третьему этапу в развитии хазарского монетного типа относятся ардальхазарские дирхемы 223 г.х. (837/38), на которых по арабски обозначалось место их выпуска, а именно фраза «Итиль ард аль-Хазар».
Встаёт вопрос, который ставит под сомнение все наши рассуждения об исламе в Хазарии, а именно: почему впоследствии глава Хазарского каганата исповедовал не ислам, а иудаизм? Здесь мы можем увидеть наиболее яркое проявление феноменальной толерантности раннего ислама омеййадского периода. По–видимому, у кагана, занимавшего свой пост по наследству, имелось право исповедания любой религии.
Кровавый переворот, произошедший в Омеййадском халифате в 750 г., и последовавшее за ним убийство последнего омеййадского халифа, которым, кстати сказать, был уже упоминавшийся нами Марван ибн Мухаммад, а также истребление практически всех представителей династии Омеййадов Хазарская держава, как и многие другие окраины халифата, такие как Андалусия, Магриб, Мавераннахр, встретила неодобрительно. Реакция Хазарии была весьма предсказуемой. Самая северная часть мусульманского мира вышла из подчинения халифата в лице нового халифа Абу-л-‘Аббаса (750-754 гг.), прозванного кровопийцей.
Говоря о Хазарии, мы можем увидеть ещё один примечательный исторический факт, а именно переписку кагана Хазарии с иудеями Кордовы, которые окружали последних представителей династии омей- йадов, руководивших этой далёкой страной. Принимая во внимание сложившиеся реалии того времени, данное общение является абсолютно понятным, то есть представители элит двух окраин некогда единого государства продолжают поддерживать связь между собой.
Аналогичным образом Хазария ведёт себя и с другими соседями и бывшими соотечественниками (я имею в виду государства Мавераннахра), с которыми складываются не только информационные, но и тесные экономические связи. Эти связи были настолько тесны, что ислам, продолживший своё развитие на территории Хазарии, многим исследователям представляется имеющим исключительно среднеазиатское происхождение. В этой связи хочется обратить внимание на интересное обстоятельство — наличие у всех без исключения мусульманских народов Средней Азии, связанных друг с другом религией ислам, вне зависимости от национальности и такого сугубо народного праздника, как Навруз. Этот праздник весеннего равноденствия широко отмечается мусульманскими народами Средней Азии и даже воспринимается ими как мусульманский, однако он совсем не распространён среди мусульман Поволжья. Это обстоятельство позволяет усомниться в среднеазиатских истоках ислама у татар Поволжья.
При следующем халифе, новой правящей династии Аббасидов, Мансуре (754-775 гг.) были проведены определённые реформы в учении ислама, что, по-видимому, ещё больше увеличило противоречия между центральной властью халифата и его отделившимися окраинами. В Испании, как мы уже отмечали, обосновались представители свергнутой династии Омеййадов, разгромленные в центре халифом Абу-л-‘Аббасом. Омеййады Андалусии приняли у себя при дворе и поддержали преследуемых в Европе иудеев, а основным религиозным толком этой части мусульманского мира становится вторая, наряду с Ханафитской, древняя школа исламского права — маликитский мазхаб. В Мавераннахре приход к власти Аббасидов привёл в движение силы религиозного мистицизма, что выразилось в распространившихся там суфийских братствах. Хазарского кагана, так же, как и в Андалусии, пользуясь высокой степенью толерантности, окружили представители иудаизма. Вполне возможно, под их влиянием каган и его близкие, не будучи глубоко сведущими в исламе и не видевшие, на тот момент, его принципиального отличия от иудаизма, становятся последователями последнего. Однако до определённого срока это не меняло сложившегося положения дел, при котором гвардия и первый визирь неизменно были представлены мусульманами, а также продолжился чекан монет арабо-мусульманского образца.
«Посольство багдадского халифа не несло татарам новой религии»
Такое положение дел сохранялось вплоть до середины IX в., когда произошло событие, которое, вполне возможно, и подтолкнуло булгар обратиться в Багдад за покровительством. Я говорю о фактической смене государственной религии, произошедшей в Хазарии, в результате наплыва иудеев в это государство из соседней Византии, где те подверглись массовым гонениям. Примечательно, что к этому же времени относится и прекращение в Хазарии ардульхазарского монетного чекана. Сделанный мною вывод об изменении религиозных приоритетов Хазарии находит косвенное обоснование и в сведениях, переданных арабским историком ал-Балазури (ум. в 892 г.) и подтверждённых грузинскими и армянскими средневековыми хрониками. Эти источники сообщают, что в 240 г.х. (854/55) триста хазарских семейств, пожелавших исповедовать ислам, вынуждены были переселиться для этого в Азербайджан. Изменившееся в Хазарии отношение к исламу в середине IX в. приводит к окончательному разрыву с арабо-мусульманским миром и как следствие к прекращению ардельхазарского монетного чекана. Все находки монетных кладов показывают, что снова, как прежде, в денежном обращении Хазарии стали использоваться дирхемы, направлявшиеся с Востока в Европу по транзитному пути, пролегавшему через Хазарию, а не монеты собственного чекана.
Таким образом, посольство багдадского халифа, направленное им в начале Х в. к булгарам, скорее имело целью восстановить былое единство хотя бы с частью своих единоверцев, начавших к тому времени испытывать притеснения вследствие изменившейся религиозно-государственной политики Кагана, а не принести новою религию предкам современных татар.
Историк Искандер Измайлов полагает, что «другой дружественной силы, которая могла бы помочь в борьбе с Хазарией, у булгар не было. Булгары знали, что мусульмане Багдада являются злейшими врагами хазар».
Восстановление былого единства произошло, но при этом сохранились и некоторые различия в религиозном толке центральной власти и вернувшейся в состав халифата территории. Так, в одном из древнейших памятников татарской литературы — произведении булгаро-татарского поэта Кул ‘Али (XIII в.) прославляются деятели раннесуннитского (например Абу Ханифа) и даже шиитского ислама (‘Али, Хасан и Хусаин), но ни слова не говорится о Мухаммаде аш-Шафи‘и — основателе шафиитского мазхаба в исламе. То есть мазхаба, бывшего на тот момент официальным в Аббасидском халифате, из которого и прибыло посольство Ибн Фадлана. В татарской литературе более позднего периода, созданной на территории Поволжья, мы также не увидим упоминания этого имени.
Официальным толком ислама у булгар с этого времени принято считать ханафитский мазхаб, по–видимому, как наиболее близкий к той форме ислама, которая законсервировалась и сохранилась у мусульман на этой территории.
- Б.Н. Заходер. Каспийский свод сведений о Восточной Европе. М., 1962. Т. 1. С. 64.
- В.К. Смолин. К открытию списка сочинения Ибн-Фадлана // Вестник научного общества татароведения, 1925. -№1-2. — январь-апрель. — С. 10-15.
- Там же. — С. 14-15.
- К.И. Красильников. О некоторых вопросах погребального обряда праболгар Среднедонечья // Ранние болгары и финно-угры в Восточной Европе. Казань, 1990. С. 28-44; А.Г. Копыл, С.И. Татаринов. Мусульманские элементы в погребальном обряде праболгар Среднедонечья // Ранние болгары и финно-угры в Восточной Европе. Казань, 1990. С. 39-52.
- А.П. Новосельцев. Хазарское государство и его роль в истории Восточной Европы и Кавказа. М., 1990. С. 131, 222.
- А.Г. Мухамадиев. Древние монеты Поволжья. Казань: Таткнигоиздат, 1990. С. 78.
- И.Л. Измайлов. Средневековые булгары: соотношение этноса и археологической культуры. Казань. 2001 г. С. 30