Как Шигабуддин Марджани дал ответы вызовам XXI века

Основные взгляды великого богослова

«Некоторые российские ученые порой говорят о «непонятности» идей Шигабуддина Марджани, — констатирует известный российский исламовед, доктор Исторических наук Айдар Хабутдинов. — И это печально». В интервью журналу «Сохбет» ученый объясняет, почему основные мысли, двухсотлетие со дня рождения которого мусульманский мир отмечает в 2018 году, не утратили своей актуальности и в наши дни.

992

Предвестник джадидизма

— Айдар Юрьевич, согласны ли Вы с утверждением, что Марджани является отцом татарского джадидизма?

— Нужно понять, что джадидизм имеет четкие временные границы. Он связан с традицией «либерального века», то есть периодом второй половины XIX столетия и вплоть до начала Первой мировой войны в 1914 году. Российский джадидизм начина­ется в эпоху Александра-III (1881-1894) и поначалу ориентируется на создание еди­ной нации российских мусульман. В начале же прошлого века целью джадидов стало превращение России в конституционную монархию, где правит парламент на основе всеобщего избирательного права. У ряда джадидов были идеи трансформации Рос­сийской империи в двуединую монархию по Австро-Венгерскому образцу, где русские (то есть православные) и мусульмане были бы двумя равными учредителями. Обычно эту идею двуединого государства связывают только с именем Султан-Галиева в 1920-е годы.

Но Марджани не шел так далеко, хотя у него и есть ряд идей, по сути, близких. Во-первых, он считал, что муфтий должен быть избираем в соответствии с кораниче­ским принципом аш-Шура, а не назначаемым властями. Во-вторых, он был сторонником равенства перед законом и судом, а не опре­деления прав по сословной принадлежности. В-третьих, он был сторонником участия му­сульман в органах местного самоуправления — городских думах и земствах. В-четверых, вместе с Хусаином Фаизхановым он раз­работал проект реформы образования, по которому мусульманская элита должна была обладать как мусульманским, так и светским русским образованием. И, может быть, самое главное, он считал, что тюрки-мусульмане живут на территории государств своих пред­ков (Казанского, Сибирского, Астраханского, Крымского ханств) и являются их законными наследниками.

— Как современники Марджани восприняли его идеи?

— Марджани по своему характеру был бойцом и стремился достаточно четко и определенно обосновать свою позицию. Это нравилось не всем. К тому же он вступил в конфликт со схоластической бухарской традицией, которая опиралась на мнения авторитетов, и с чисто практической точки зрения это означало поддержку неограни­ченной власти. Это было и средневековое самодержавие, и восточная деспотия Бухар­ского эмирата, и власть суфийского шейха-и­шана, и власть богатого купца (например, Ибрагима Юнусова) над общиной. Марджани старался легитимировать период начально­го ислама, как эпоху людей, знавших опыт пророка Мухаммада ﷺ и его сподвижников, затем эпоху основателей мазхабов, когда поддерживалась атмосфера дискуссий и выработки наиболее аргументированных выводов. Шигаб-хазрат призывал опирать­ся на Коран и Сунну, а не на последующие интерпретации.

Самым известным и до сих пор переиз­даваемым в мусульманском мире богослов­ским трудом Марджани является «Назурат ал-хакк» (1870), формально посвященный вопросу проведения пятого намаза (ясту) среди мусульман северных широт. Имен­но эта книга вызвала наиболее резкую реакцию, так как вопрос касался каждого верующего в нашем регионе и был темой как богословских дискуссий, та и борьбы за власть в умме еще на рубеже XVIII-XIX веков.

В другом своем известном труде «Му­стафад аль-ахбар» Марджани подвергает жесткой критике традицию возвеличивания суфийской традиции за счет охаивания пра­вителей и городских имамов и мударрисов Булгарского государства, читай, и Казанского ханства. Но рационализм, понятность из­ложения и высокий уровень аргументации, умение увязать общемусульманский и мест­ный контексты привлекли к нему соратни­ков из самых различных слоев населения. Среди сторонников Марджани были учителя, буржуазия, а также имамы и даже ряд су­фиийских шейхов, прежде всего Зайнулла Расули в Троицке, Тукаевы в Стерлибаше, а затем Галимджан Баруди в Казани.

— Кто из известных деятелей вы­ступали его оппонентами, а кто — апо­логетами и последователями?

— Самым известным оппонентом Мар­джани был Ишми-ишан (Динмухаметов), призывавший к сохранению схоластической традиции и средневековой системы мира. Бо­лее тонкой была критика со стороны Мурада Рамзи (Мекки), который показывал местами чрезмерно радикальную критику суфийской преемственности со стороны Марджани. Что же касается последователей Марджани, то фактически вся реформаторская традиция провозгласила его своим основателем; его универсализм как богослова, правоведа, историка, общественного деятеля оказался неповторимым. С точки зрения богословия, включая развитие богословского образова­ния, ему, скорее, близок Зия Камали. Развитие идей синтеза мусульманского права и права буржуазной эпохи, основанного на принципах правового конституционного государства, наиболее глубоко разработал Ризаэддин Фахреддин. Сочетание общественного лидерства и создания целостной системы образования в медресе, ориентированной на формирование национальной элиты, наи­более удалось Галимджану Баруди в стенах казанской «Мухаммадии». Идея же единства тюркского мусульманского мира России наи­более целостное воплощение получила в деятельности Исмагила Гаспринского.

— Период конца XIX — начала XX веков подарил миру плеяду татарских ученых, представляющих собой «об­новленческое движение». Как бы вы его охарактеризовали?

— Татарское общество не имело единой вертикали власти, жесткого инструмента подавления инакомыслия, сравнимой с бу­харской вертикалью, да и со многим верти­кально организованными христианскими церквами. В целом, единой была привер­женность к мусульманской догматике, за­ложенной прежде всего в Коране. Единство наблюдалось обычно и в вопросах следова­ния Сунне в рамках ханафитской традиции. Хотя позиции Камали и особенно Биги с его идеей всеобщей божественной милости выпадали из ханафитской традиции. Тем не менее, это не мешало всем этим деятелям взаимодействовать на различных форумах вплоть до массовой антирелигиозной кам­пании рубежа 1920-1930-х годов.

Отвечая на вызовы современности

— Какие же мысли Марджани вы считаете наиболее актуальными для мусульман — наших современников?

— Первое, при сохранении российской гражданской лояльности мы должны оста­ваться мусульманами, а татарский — нашим родным языком. Второе, Аллах создал всех нас равными, и мы должны обладать равны­ми правами и избирать свои власти. Третье, мы живем на земле своих предков, должны гордиться ими и сохранять память о них и памятники их наследия. Подрастающему поколению нужно уметь объяснять идеи Марджани в доступной форме, показывая реальную ситуацию его эпохи, его планы, реальные возможности и результаты. Свои идеи он излагал четко как настоящий педа­гог и ученый.

— Смог ли Марджани предвидеть те бурные события, которые коснутся татарского общества и всей российской уммы в XX веке?

— Думаю, что никто из татарских и не только татарских деятелей не предвидел столь резкую социальную революцию. Но Марджани считал, что при любых кризисах всегда нужно оставаться мусульманином, верным своей родине и народу и при этом уметь пользоваться достижениями совре­менной цивилизации, уметь использовать их для себя и своего народа.

— Как вы считаете, достаточно ли внимания уделяется наследию бого­слова со стороны органов власти и ре­лигиозных организаций?

— Нет целостного плана действий; некоторые доктора наук и вовсе говорят о «непонятности» идей Марджани. Я же убежден, что Назуру» и «Мустафад» как основные богословский и исторический труды необходимо перевести на русский и татарский языки, снабдив их научными комментариями. Марджани достоин книги по образцу серии «Жизнь замечательных людей» (и не только по Марджани). Нако­нец, нам нужен художественный фильм, показывающий все величие его личности.