Предвестник джадидизма
— Айдар Юрьевич, согласны ли Вы с утверждением, что Марджани является отцом татарского джадидизма?
— Нужно понять, что джадидизм имеет четкие временные границы. Он связан с традицией «либерального века», то есть периодом второй половины XIX столетия и вплоть до начала Первой мировой войны в 1914 году. Российский джадидизм начинается в эпоху Александра-III (1881-1894) и поначалу ориентируется на создание единой нации российских мусульман. В начале же прошлого века целью джадидов стало превращение России в конституционную монархию, где правит парламент на основе всеобщего избирательного права. У ряда джадидов были идеи трансформации Российской империи в двуединую монархию по Австро-Венгерскому образцу, где русские (то есть православные) и мусульмане были бы двумя равными учредителями. Обычно эту идею двуединого государства связывают только с именем Султан-Галиева в 1920-е годы.
Но Марджани не шел так далеко, хотя у него и есть ряд идей, по сути, близких. Во-первых, он считал, что муфтий должен быть избираем в соответствии с кораническим принципом аш-Шура, а не назначаемым властями. Во-вторых, он был сторонником равенства перед законом и судом, а не определения прав по сословной принадлежности. В-третьих, он был сторонником участия мусульман в органах местного самоуправления — городских думах и земствах. В-четверых, вместе с Хусаином Фаизхановым он разработал проект реформы образования, по которому мусульманская элита должна была обладать как мусульманским, так и светским русским образованием. И, может быть, самое главное, он считал, что тюрки-мусульмане живут на территории государств своих предков (Казанского, Сибирского, Астраханского, Крымского ханств) и являются их законными наследниками.
— Как современники Марджани восприняли его идеи?
— Марджани по своему характеру был бойцом и стремился достаточно четко и определенно обосновать свою позицию. Это нравилось не всем. К тому же он вступил в конфликт со схоластической бухарской традицией, которая опиралась на мнения авторитетов, и с чисто практической точки зрения это означало поддержку неограниченной власти. Это было и средневековое самодержавие, и восточная деспотия Бухарского эмирата, и власть суфийского шейха-ишана, и власть богатого купца (например, Ибрагима Юнусова) над общиной. Марджани старался легитимировать период начального ислама, как эпоху людей, знавших опыт пророка Мухаммада ﷺ и его сподвижников, затем эпоху основателей мазхабов, когда поддерживалась атмосфера дискуссий и выработки наиболее аргументированных выводов. Шигаб-хазрат призывал опираться на Коран и Сунну, а не на последующие интерпретации.
Самым известным и до сих пор переиздаваемым в мусульманском мире богословским трудом Марджани является «Назурат ал-хакк» (1870), формально посвященный вопросу проведения пятого намаза (ясту) среди мусульман северных широт. Именно эта книга вызвала наиболее резкую реакцию, так как вопрос касался каждого верующего в нашем регионе и был темой как богословских дискуссий, та и борьбы за власть в умме еще на рубеже XVIII-XIX веков.
В другом своем известном труде «Мустафад аль-ахбар» Марджани подвергает жесткой критике традицию возвеличивания суфийской традиции за счет охаивания правителей и городских имамов и мударрисов Булгарского государства, читай, и Казанского ханства. Но рационализм, понятность изложения и высокий уровень аргументации, умение увязать общемусульманский и местный контексты привлекли к нему соратников из самых различных слоев населения. Среди сторонников Марджани были учителя, буржуазия, а также имамы и даже ряд суфиийских шейхов, прежде всего Зайнулла Расули в Троицке, Тукаевы в Стерлибаше, а затем Галимджан Баруди в Казани.
— Кто из известных деятелей выступали его оппонентами, а кто — апологетами и последователями?
— Самым известным оппонентом Марджани был Ишми-ишан (Динмухаметов), призывавший к сохранению схоластической традиции и средневековой системы мира. Более тонкой была критика со стороны Мурада Рамзи (Мекки), который показывал местами чрезмерно радикальную критику суфийской преемственности со стороны Марджани. Что же касается последователей Марджани, то фактически вся реформаторская традиция провозгласила его своим основателем; его универсализм как богослова, правоведа, историка, общественного деятеля оказался неповторимым. С точки зрения богословия, включая развитие богословского образования, ему, скорее, близок Зия Камали. Развитие идей синтеза мусульманского права и права буржуазной эпохи, основанного на принципах правового конституционного государства, наиболее глубоко разработал Ризаэддин Фахреддин. Сочетание общественного лидерства и создания целостной системы образования в медресе, ориентированной на формирование национальной элиты, наиболее удалось Галимджану Баруди в стенах казанской «Мухаммадии». Идея же единства тюркского мусульманского мира России наиболее целостное воплощение получила в деятельности Исмагила Гаспринского.
— Период конца XIX — начала XX веков подарил миру плеяду татарских ученых, представляющих собой «обновленческое движение». Как бы вы его охарактеризовали?
— Татарское общество не имело единой вертикали власти, жесткого инструмента подавления инакомыслия, сравнимой с бухарской вертикалью, да и со многим вертикально организованными христианскими церквами. В целом, единой была приверженность к мусульманской догматике, заложенной прежде всего в Коране. Единство наблюдалось обычно и в вопросах следования Сунне в рамках ханафитской традиции. Хотя позиции Камали и особенно Биги с его идеей всеобщей божественной милости выпадали из ханафитской традиции. Тем не менее, это не мешало всем этим деятелям взаимодействовать на различных форумах вплоть до массовой антирелигиозной кампании рубежа 1920-1930-х годов.
Отвечая на вызовы современности
— Какие же мысли Марджани вы считаете наиболее актуальными для мусульман — наших современников?
— Первое, при сохранении российской гражданской лояльности мы должны оставаться мусульманами, а татарский — нашим родным языком. Второе, Аллах создал всех нас равными, и мы должны обладать равными правами и избирать свои власти. Третье, мы живем на земле своих предков, должны гордиться ими и сохранять память о них и памятники их наследия. Подрастающему поколению нужно уметь объяснять идеи Марджани в доступной форме, показывая реальную ситуацию его эпохи, его планы, реальные возможности и результаты. Свои идеи он излагал четко как настоящий педагог и ученый.
— Смог ли Марджани предвидеть те бурные события, которые коснутся татарского общества и всей российской уммы в XX веке?
— Думаю, что никто из татарских и не только татарских деятелей не предвидел столь резкую социальную революцию. Но Марджани считал, что при любых кризисах всегда нужно оставаться мусульманином, верным своей родине и народу и при этом уметь пользоваться достижениями современной цивилизации, уметь использовать их для себя и своего народа.
— Как вы считаете, достаточно ли внимания уделяется наследию богослова со стороны органов власти и религиозных организаций?
— Нет целостного плана действий; некоторые доктора наук и вовсе говорят о «непонятности» идей Марджани. Я же убежден, что Назуру» и «Мустафад» как основные богословский и исторический труды необходимо перевести на русский и татарский языки, снабдив их научными комментариями. Марджани достоин книги по образцу серии «Жизнь замечательных людей» (и не только по Марджани). Наконец, нам нужен художественный фильм, показывающий все величие его личности.