Шанс на современность

«Мыслители в поисках смыслов религии не полагались лишь на авторитет богословов прошлого»

Одним из ключевых спикеров прошедших в феврале «Болгарских чтений» был ректор Московского исламского института, первый заместитель председателя Духовного управления мусульман, главный редактор ИД «Медина» России Дамир Мухетдинов. Предлагаем читателю эксклюзивное интервью эксперта, в котором он размышляет, почему исламская мысль не может развиваться по лекалам прошлого.

698
Калиграфия. Сура «Ал-Фаляк».

— Дамир Ваисович, в своем до­кладе на «Болгарских чтениях» вы отмечаете традиционное наличие обновленческого движения в исламе. Какова «природа» этого движения? Обновления диктует сама жизнь или это «функция» богословов и учителей, то есть конкретных людей?

— Действительно, в своем докладе я упомянул широко известный хадис под но­мером 4291, из сборника Абу Дауда, кото­рый в переводе на русский язык звучит так: «В конце каждого столетия Аллах пошлет для этой уммы того, кто обновит для нее веру». Это говорит, в первую очередь, о том, что сама по себе идея обновления, оживле­ния веры есть не что-то предосудительное и имеющее негативный подтекст, но, нао­борот, запрограммированное и желаемое Всевышним Аллахом. Если рассуждать с обзором на всю продолжительность исто­рии исламской мысли — богословской, фи­лософской, мы увидим, в первую очередь, плюрализм мнений и парадигм мышления, чрезвычайное разнообразие школ и методо­логий на всем ее протяжении. В определен­ные периоды та или иная школа набирала силу и начинала доминировать в ключевых городских центрах исламской учености, за­тем была вытесняема другими школами, но абсолютная унификация богословия не была присуща исламской цивилизации прак­тически никогда, за исключением, вероятно, первых десятилетий после снисхождения откровения Пророку Мухаммаду  ﷺ (мир ему).

Очень важно подчеркнуть, что мыс­лители, заявлявшие о своем несогласии с устоявшимися теориями и трактовками, в большинстве случаев подчеркивали, что они стремятся вернуться к исходной точке и самостоятельно понять, какие именно смыслы заложены в основных источниках исламской религии, не полагаясь лишь на авторитет богословов прошлого, которые, казалось бы, уже очень подробно разобрали в своих трудах многие вопросы богословия.

Поэтому в развитии обновленческого движения есть как субъективный фак­тор − желание самостоятельно понять и интерпретировать источники ислама без безусловной оглядки на авторитет бо­гословов прошлого, так и объективный. Существует очень широко известное из­речение Мохаммада Абдо − крупнейшего модерниста, верховного муфтия Египта: «Я отправился на Запад и увидел там ислам, но не мусульман, я вернулся на восток и увидел мусульман, но не ислам». Эти слова — очень яркая иллюстрация того, что мусульманские интеллектуалы, богословы начинали свои поиски как ответную реакцию на плачевное состояние исламского мира, желая найти в Коране и жизнеописании Пророка ﷺ (мир ему) основания для совершенствования мусульманских обществ.

— Кто же из богословов внес наибо­лее заметный вклад в обновленческое движение? Перечислите, пожалуйста, их «конкретные» учения. В чем заключались нововведения этих людей?

— В числе крупнейших модернистов Но­вого времени — и их имена я тоже называл в ходе «Болгарских чтений», я вижу Сайида Ахмада Хана, Джамалуддина ал-Афгани, Мухаммада Абдо, Мухаммада Икбала и дру­гих. В Российской империи обновленческое движение, которое я именую неомодер­низмом, было представлено именами Абу Насра ал-Курсави, Шигабутдина Марджани, Хусаина Фаизхана, Галимджана Баруди, Ризаэддина Фахретдина, Зыяэтдина Кама­ли, Мусы Бигиева. Неомодернизм сочетает в себе принципы классической традиции, идеи классиков модернизма и достижения современного мирового исламоведения. Из наиболее видных неомодернистов современности можно выделить Фазлура Рахмана, Насра Абу Зайда, Мухаммада Ар­куна, Абдолкарима Соруша, Нурхолиса Мад­жида. Издательский дом «Медина» сегодня много усилий прикладывает к тому, чтобы познакомить русскоязычного читателя, в особенности мусульман, с интеллектуаль­ным наследием мыслителей модернизма и неомодернизма. Мы издаем богословский журнал «Минарет» на пяти языках, соответствующий академическим стандартам и вошедший в список Высшей аттестационной комиссии журнал «Ислам в современном мире», ежегодный сборник «Исламская мысль». Все они, помимо печатных вер­сий, выкладываются в свободный доступ в интернет. При этом неверным было бы думать, что наш издательский дом целиком и полностью фокусируется только на теме модернизма. В прошлом году «Медина» отметила свое 10-летие, и большую часть этих лет мы посвятили изданию классиче­ской богословской литературы и работам в рамках академического исламоведения.

«Глубже всего современные богословы сконцентрированы на вопросах вторичного характера»

— Дамир Ваисович, Вы говорите о наличии первого и второго форматив­ного периодов в исламской мысли. Что включал в себя каждый из этих этапов, и с какими наиболее заметными изме­нениями исламская мысль вышла из этих периодов? Иными словами, чем они были ознаменованы?

— Я предлагаю вам в качестве ответа на вопрос вспомнить, каких крупных мусульманских интеллектуальных автори­тетов современности вы знаете и какие их труды вам известны. Поразмыслив об этом буквально несколько минут, вы поймете, что львиная доля современного исламского интеллектуального процесса сконцентрирована на исламской дисциплине фикх, еще некоторая часть − на акыде, т.е. вероубеждении.

Наиболее глубоко и обширно подго­товленные богословы практически целиком сфокусированы на вопросах практического — безусловно важного, но вторичного харак­тера. К примеру, в какую сторону совершать молитву космонавту во время полета в кос­мос, дозволены ли мусульманам ЭКО или обладание криптовалютами.

Однако ислам, как ниспосланное чело­веку Всевышним Аллахом всеобъемлющее учение о создании и сущности Вселенной, места человека в ней, должен объяснять вещи и совсем иного порядка. Аристотель был величайшим мыслителем в истории всего человечества, однако современно­му человеку, изучившему основы корпуса естественно–научных знаний еще в школе, недостаточно лишь метафизики Аристо­теля для целостного понимания устрой­ства Вселенной. Поэтому философия − это наука, развивающаяся, расширяющаяся каждый день. Абу Али ибн Сина и дру­гие мусульманские мыслители обогатили и развили идеи Аристотеля и других филосо­фов античности, однако и мы, мусульмане, не можем довольствоваться концепциями миропонимания, разработанными несколько столетий тому назад. Под первым формативным периодом я имею в виду период, когда мусульманские мыслители поначалу плодотворно работали во всех актуальных своему времени областях познания и мыс­лительной деятельности, но затем в силу целого комплекса причин вся исламская мысль была заключена в рамки четырех суннитских и джаафаритского мазхабов и стала развиваться по инерции. Тогда как мусульмане должны, прежде всего сами себе, уметь объяснить и физику, и мета­физику всего бытия таким образом, чтобы исламские источники и массив объективных научных данных, накопленный человече­ством, не противоречили бы друг другу. Во многом даже привычное нам деление ислам­ских знаний на области акыда, фикх, калам, фальсафу сегодня безнадежно устарело и пора преодолевать эти нерелевантные, застывшие схемы и парадигмы. Например, в ХХ веке появилась теория «исламизации знаний», предложенная нашим современ­ником, малазийским ученым Сайед Мохам­мадом Никабом аль-Аттасом.

— Вы говорите о новом этапе разви­тия ислама — неомодернизме. Почему вы считаете, что именно неомодернист­ская мысль будет формировать повест­ку ислама в ближайшие десятилетия?

— Я с уверенностью говорю о перспек­тивности неомодернистских подходов в исламской мысли потому, что именно они заняты сегодня поиском ответов на вопро­сы, которые ставит перед мусульманами и сегодняшний день, и будущее. Известные нам книги по исламу описывают некие иде­альные модели исламских обществ, при этом в реальной жизни вы не найдете му­сульманских общин или народов, полностью живущих в рамках такого идеализированно­го представления. Возьмем, к примеру, сфе­ру уголовного права: шариатские положения фактически выходят из употребления, тем более они не применимы в странах, где му­сульмане являются религиозным меньшинством. Но мы предпочитаем делать вид, что разработанные в средневековье и широко применявшиеся тогда меры уголовного пре­следования, во-первых, аутентичны проро­ческому исламу, а во-вторых, релевантны сегодняшнему дню. Для меня очевидно, что как первое, так и второе — ошибка.

На различных площадках мне прихо­дится много говорить о различных сферах, требующих переосмысления со стороны бо­гословов. Одной из таких является, по моему убеждению, преодоление эксклюзивизма, убеждения в том, что спасение в вечности — Ахырате будет только у мусульман. В этом направлении работал великий улем Муса Бигиев, всколыхнувший весь мусульман­ский мир своей работой о конечности ада и всеохватности божественной милости. Казалось бы, вопрос сугубо теоретический, отвлеченный от реальной жизни, однако по­смотрите, как много людей, считающих себя мусульманами, самонадеянно полагают, что жизнь «неверного», т. е. немусульманина не стоит ничего, так как местом его пребыва­ния после Судного дня может быть только адский огонь.

Даже внутри мусульманского мира — сколько крови было пролито веками, да и сегодня в том числе, из-за того, что одни последователи Пророка Мухаммада ﷺ не при­знают в качестве мусульман и своих еди­новерцев других последователей Пророка ﷺ. Понимание всеохватности божественной милости и того, что любое творенье Божье ценно пред Ним, так необходимо сегодня для преодоления вековой вражды даже между самими мусульманами.

«Глупо и горько растратить уникальный шанс, данный нам с открытием болгарской исламской академии»

— Каким же образом идеи россий­ской богословской школы могут быть «адаптированы» к идеям неомодер­низма в исламе?

— Невозможно отрицать очевидный для всех факт: российская мусульманская богословская школа, татарские богословы завоевали авторитет во всем мире, именно будучи «реформаторами», то есть предла­ гая умме идеи, которые воспринимались как отход от основ, как нечто возмутительное. Возьмем простой пример с совершением ночной молитвы в широтах, где в опре­деленное время года ночь не наступает. Буквалистская логика настаивала, что коль скоро одно из условий совершения молитвы не выполняется, то она перестает быть обя­зательной. Но Курсави и Марджани не соглашаются с таким подходом и обосновывают обязательность ночной молитвы, опираясь на широкий массив источников. А сегодня эти, бывшие некогда «модернистскими» и «реформистскими», идеи Марджани вос­принимаются нами как нечто само собой разумеющееся.

Таким образом я хочу вновь подчер­кнуть, что образ идеализированного «зо­лотого стандарта» ислама, дошедшего в неизменном виде сквозь века, во многом идеализирован и мало соответствует дей­ствительному положению дел. И именно российское мусульманское богословие яр­кий тому пример: то, что когда-то считалось революционным мышлением, сегодня явля­ется частью признанного всеми наследия.

В связи с этим, говоря о важности разработки модернизирующих идей на российской почве, я всегда подчеркиваю, что российское мусульманство имеет преимущество в виде блестящей плеяды собственных богословов-модернистов кон­ца XIX — начала ХХ века, теории которых должны изучаться и развиваться и сегодня.

— Дамир Ваисович, обозначьте самые острые, на ваш взгляд, про­блемы формирования современной мусульманской элиты в России. Каким видится вам путь преодоления этих препятствий?

— Это очень объемный вопрос, для исчерпывающего ответа на который потре­бовался бы подробный экскурс в историю ислама. Если ограничиться тезисами, они будут следующие (преимущественно это характерно для тюркоязычных мусуль­манских народов на территории современ­ной Российской Федерации): сам институт мусульманской интеллектуальной элиты был практически на корню уничтожен в ХХ веке. На излете советской эпохи те единицы мусульманских улемов, которым удалось выжить, сумели передать сам дух про­свещенного ислама и веры плеяде своих учеников, многим из которых в дальнейшем посчастливилось принять самое деятель­ное участие в бурном возрождении ислама в постсоветский период. Однако для того, чтобы быть в подлинном смысле предста­вителем мусульманской интеллектуаль­ной элиты в России XXI века, уже далеко недостаточно освоить курс джадидского медресе. За это время мир шагнул далеко за горизонт, а мы упустили время хотя бы даже осмыслить все эти преобразования. Сегодня мусульманскому улему требуется широкая образовательная база и в так называемых «светских» науках, в мето­дологии академической науки, глубокая богословская подготовка, блестящее зна­ние языков — и восточных, и западных. Такая прослойка, будем честны, не может появиться сама по себе, без формирования так называемого «социального заказа», то есть четко сформулированной потребности со стороны властного и бизнес истеблиш­ментов. Финансовые, административные, организационные возможности самих ис­ламских институтов не позволяют зани­маться подготовкой кадров на том уровне, как нам того хотелось бы. Хотя Московский исламский институт, которым я имею честь руководить, очень заметно продвинулся в этом плане за последние годы. Болгарская исламская академия — это фактически пер­вая за почти 30 лет заявка на воспитание в России истинных мусульманских интел­лектуалов, исходящая от власти, самых высших ее эшелонов. Конечно, было бы безумно горько растратить этот шанс на подготовку кадров по лекалам вчерашнего дня и для вызовов вчерашнего дня. Нам нужна молодежь, чьи идеи послужат плат­формой для интеллектуального расцвета российского мусульманства в будущем.