— Дамир Ваисович, в своем докладе на «Болгарских чтениях» вы отмечаете традиционное наличие обновленческого движения в исламе. Какова «природа» этого движения? Обновления диктует сама жизнь или это «функция» богословов и учителей, то есть конкретных людей?
— Действительно, в своем докладе я упомянул широко известный хадис под номером 4291, из сборника Абу Дауда, который в переводе на русский язык звучит так: «В конце каждого столетия Аллах пошлет для этой уммы того, кто обновит для нее веру». Это говорит, в первую очередь, о том, что сама по себе идея обновления, оживления веры есть не что-то предосудительное и имеющее негативный подтекст, но, наоборот, запрограммированное и желаемое Всевышним Аллахом. Если рассуждать с обзором на всю продолжительность истории исламской мысли — богословской, философской, мы увидим, в первую очередь, плюрализм мнений и парадигм мышления, чрезвычайное разнообразие школ и методологий на всем ее протяжении. В определенные периоды та или иная школа набирала силу и начинала доминировать в ключевых городских центрах исламской учености, затем была вытесняема другими школами, но абсолютная унификация богословия не была присуща исламской цивилизации практически никогда, за исключением, вероятно, первых десятилетий после снисхождения откровения Пророку Мухаммаду ﷺ (мир ему).
Очень важно подчеркнуть, что мыслители, заявлявшие о своем несогласии с устоявшимися теориями и трактовками, в большинстве случаев подчеркивали, что они стремятся вернуться к исходной точке и самостоятельно понять, какие именно смыслы заложены в основных источниках исламской религии, не полагаясь лишь на авторитет богословов прошлого, которые, казалось бы, уже очень подробно разобрали в своих трудах многие вопросы богословия.
Поэтому в развитии обновленческого движения есть как субъективный фактор − желание самостоятельно понять и интерпретировать источники ислама без безусловной оглядки на авторитет богословов прошлого, так и объективный. Существует очень широко известное изречение Мохаммада Абдо − крупнейшего модерниста, верховного муфтия Египта: «Я отправился на Запад и увидел там ислам, но не мусульман, я вернулся на восток и увидел мусульман, но не ислам». Эти слова — очень яркая иллюстрация того, что мусульманские интеллектуалы, богословы начинали свои поиски как ответную реакцию на плачевное состояние исламского мира, желая найти в Коране и жизнеописании Пророка ﷺ (мир ему) основания для совершенствования мусульманских обществ.
— Кто же из богословов внес наиболее заметный вклад в обновленческое движение? Перечислите, пожалуйста, их «конкретные» учения. В чем заключались нововведения этих людей?
— В числе крупнейших модернистов Нового времени — и их имена я тоже называл в ходе «Болгарских чтений», я вижу Сайида Ахмада Хана, Джамалуддина ал-Афгани, Мухаммада Абдо, Мухаммада Икбала и других. В Российской империи обновленческое движение, которое я именую неомодернизмом, было представлено именами Абу Насра ал-Курсави, Шигабутдина Марджани, Хусаина Фаизхана, Галимджана Баруди, Ризаэддина Фахретдина, Зыяэтдина Камали, Мусы Бигиева. Неомодернизм сочетает в себе принципы классической традиции, идеи классиков модернизма и достижения современного мирового исламоведения. Из наиболее видных неомодернистов современности можно выделить Фазлура Рахмана, Насра Абу Зайда, Мухаммада Аркуна, Абдолкарима Соруша, Нурхолиса Маджида. Издательский дом «Медина» сегодня много усилий прикладывает к тому, чтобы познакомить русскоязычного читателя, в особенности мусульман, с интеллектуальным наследием мыслителей модернизма и неомодернизма. Мы издаем богословский журнал «Минарет» на пяти языках, соответствующий академическим стандартам и вошедший в список Высшей аттестационной комиссии журнал «Ислам в современном мире», ежегодный сборник «Исламская мысль». Все они, помимо печатных версий, выкладываются в свободный доступ в интернет. При этом неверным было бы думать, что наш издательский дом целиком и полностью фокусируется только на теме модернизма. В прошлом году «Медина» отметила свое 10-летие, и большую часть этих лет мы посвятили изданию классической богословской литературы и работам в рамках академического исламоведения.
«Глубже всего современные богословы сконцентрированы на вопросах вторичного характера»
— Дамир Ваисович, Вы говорите о наличии первого и второго формативного периодов в исламской мысли. Что включал в себя каждый из этих этапов, и с какими наиболее заметными изменениями исламская мысль вышла из этих периодов? Иными словами, чем они были ознаменованы?
— Я предлагаю вам в качестве ответа на вопрос вспомнить, каких крупных мусульманских интеллектуальных авторитетов современности вы знаете и какие их труды вам известны. Поразмыслив об этом буквально несколько минут, вы поймете, что львиная доля современного исламского интеллектуального процесса сконцентрирована на исламской дисциплине фикх, еще некоторая часть − на акыде, т.е. вероубеждении.
Наиболее глубоко и обширно подготовленные богословы практически целиком сфокусированы на вопросах практического — безусловно важного, но вторичного характера. К примеру, в какую сторону совершать молитву космонавту во время полета в космос, дозволены ли мусульманам ЭКО или обладание криптовалютами.
Однако ислам, как ниспосланное человеку Всевышним Аллахом всеобъемлющее учение о создании и сущности Вселенной, места человека в ней, должен объяснять вещи и 
совсем иного порядка. Аристотель был величайшим мыслителем в истории всего человечества, однако современному человеку, изучившему основы корпуса естественно–научных знаний еще в школе, недостаточно лишь метафизики Аристотеля для целостного понимания устройства Вселенной. Поэтому философия − это наука, развивающаяся, расширяющаяся каждый день. Абу Али ибн Сина и
другие мусульманские мыслители обогатили и развили идеи Аристотеля и других философов античности, однако и мы, мусульмане, не можем довольствоваться концепциями миропонимания, разработанными несколько столетий тому назад. Под первым формативным периодом я имею в виду период, когда мусульманские мыслители поначалу плодотворно работали во всех актуальных своему времени областях познания и мыслительной деятельности, но затем в силу целого комплекса причин вся исламская мысль была заключена в рамки четырех суннитских и джаафаритского мазхабов и стала развиваться по инерции. Тогда как мусульмане должны, прежде всего сами себе, уметь объяснить и физику, и метафизику всего бытия таким образом, чтобы исламские источники и массив объективных научных данных, накопленный человечеством, не противоречили бы друг другу. Во многом даже привычное нам деление исламских знаний на области акыда, фикх, калам, фальсафу сегодня безнадежно устарело и пора преодолевать эти нерелевантные, застывшие схемы и парадигмы. Например, в ХХ веке появилась теория «исламизации знаний», предложенная нашим современником, малазийским ученым Сайед Мохаммадом Никабом аль-Аттасом.
— Вы говорите о новом этапе развития ислама — неомодернизме. Почему вы считаете, что именно неомодернистская мысль будет формировать повестку ислама в ближайшие десятилетия?
— Я с уверенностью говорю о перспективности неомодернистских подходов в исламской мысли потому, что именно они заняты сегодня поиском ответов на вопросы, которые ставит перед мусульманами и сегодняшний день, и будущее. Известные нам книги по исламу описывают некие идеальные модели исламских обществ, при этом в реальной жизни вы не найдете мусульманских общин или народов, полностью живущих в рамках такого идеализированного представления. Возьмем, к примеру, сферу уголовного права: шариатские положения фактически выходят из употребления, тем более они не применимы в странах, где мусульмане являются религиозным меньшинством. Но мы предпочитаем делать вид, что разработанные в средневековье и широко применявшиеся тогда меры уголовного преследования, во-первых, аутентичны пророческому исламу, а во-вторых, релевантны сегодняшнему дню. Для меня очевидно, что как первое, так и второе — ошибка.
На различных площадках мне приходится много говорить о различных сферах, требующих переосмысления со стороны богословов. Одной из таких является, по моему убеждению, преодоление эксклюзивизма, убеждения в том, что спасение в вечности — Ахырате будет только у мусульман. В этом направлении работал великий улем Муса Бигиев, всколыхнувший весь мусульманский мир своей работой о конечности ада и всеохватности божественной милости. Казалось бы, вопрос сугубо теоретический, отвлеченный от реальной жизни, однако посмотрите, как много людей, считающих себя мусульманами, самонадеянно полагают, что жизнь «неверного», т. е. немусульманина не стоит ничего, так как местом его пребывания после Судного дня может быть только адский огонь.
Даже внутри мусульманского мира — сколько крови было пролито веками, да и сегодня в том числе, из-за того, что одни последователи Пророка Мухаммада ﷺ не признают в качестве мусульман и своих единоверцев других последователей Пророка ﷺ. Понимание всеохватности божественной милости и того, что любое творенье Божье ценно пред Ним, так необходимо сегодня для преодоления вековой вражды даже между самими мусульманами.
«Глупо и горько растратить уникальный шанс, данный нам с открытием болгарской исламской академии»
— Каким же образом идеи российской богословской школы могут быть «адаптированы» к идеям неомодернизма в исламе?
— Невозможно отрицать очевидный для всех факт: российская мусульманская богословская школа, татарские богословы завоевали авторитет во всем мире, именно будучи «реформаторами», то есть предла гая умме идеи, которые воспринимались как отход от основ, как нечто возмутительное. Возьмем простой пример с совершением ночной молитвы в широтах, где в определенное время года ночь не наступает. Буквалистская логика настаивала, что коль скоро одно из условий совершения молитвы не выполняется, то она перестает быть обязательной. Но Курсави и Марджани не соглашаются с таким подходом и обосновывают обязательность ночной молитвы, опираясь на широкий массив источников. А сегодня эти, бывшие некогда «модернистскими» и «реформистскими», идеи Марджани воспринимаются нами как нечто само собой разумеющееся.
Таким образом я хочу вновь подчеркнуть, что образ идеализированного «золотого стандарта» ислама, дошедшего в неизменном виде сквозь века, во многом идеализирован и мало соответствует действительному положению дел. И именно российское мусульманское богословие яркий тому пример: то, что когда-то считалось революционным мышлением, сегодня является частью признанного всеми наследия.
В связи с этим, говоря о важности разработки модернизирующих идей на российской почве, я всегда подчеркиваю, что российское мусульманство имеет преимущество в виде блестящей плеяды собственных богословов-модернистов конца XIX — начала ХХ века, теории которых должны изучаться и развиваться и сегодня.
— Дамир Ваисович, обозначьте самые острые, на ваш взгляд, проблемы формирования современной мусульманской элиты в России. Каким видится вам путь преодоления этих препятствий?
— Это очень объемный вопрос, для исчерпывающего ответа на который потребовался бы подробный экскурс в историю ислама. Если ограничиться тезисами, они будут следующие (преимущественно это характерно для тюркоязычных мусульманских народов на территории современной Российской Федерации): сам институт мусульманской интеллектуальной элиты был практически на корню уничтожен в ХХ веке. На излете советской эпохи те единицы мусульманских улемов, которым удалось выжить, сумели передать сам дух просвещенного ислама и веры плеяде своих учеников, многим из которых в дальнейшем посчастливилось принять самое деятельное участие в бурном возрождении ислама в постсоветский период. Однако для того, чтобы быть в подлинном смысле представителем мусульманской интеллектуальной элиты в России XXI века, уже далеко недостаточно освоить курс джадидского медресе. За это время мир шагнул далеко за горизонт, а мы упустили время хотя бы даже осмыслить все эти преобразования. Сегодня мусульманскому улему требуется широкая образовательная база и в так называемых «светских» науках, в методологии академической науки, глубокая богословская подготовка, блестящее знание языков — и восточных, и западных. Такая прослойка, будем честны, не может появиться сама по себе, без формирования так называемого «социального заказа», то есть четко сформулированной потребности со стороны властного и бизнес истеблишментов. Финансовые, административные, организационные возможности самих исламских институтов не позволяют заниматься подготовкой кадров на том уровне, как нам того хотелось бы. Хотя Московский исламский институт, которым я имею честь руководить, очень заметно продвинулся в этом плане за последние годы. Болгарская исламская академия — это фактически первая за почти 30 лет заявка на воспитание в России истинных мусульманских интеллектуалов, исходящая от власти, самых высших ее эшелонов. Конечно, было бы безумно горько растратить этот шанс на подготовку кадров по лекалам вчерашнего дня и для вызовов вчерашнего дня. Нам нужна молодежь, чьи идеи послужат платформой для интеллектуального расцвета российского мусульманства в будущем.