Али Вячеслав Сергеевич Полосин — советский и российский религиозный, политический и общественный деятель, мусульманский богослов и апологет. Кандидат политических наук, доктор философских наук. Автор ряда трудов по религиоведению и сравнительному богословию.
— Насколько остро сегодня стоит вопрос с запретом судами мусульманской литературы по обвинению в экстремизме?
— Ситуация имеет давние корни. Еще в 2013 году в Уфе Президент России В.В. Путин, выступая перед муфтиями, сказал, что запреты литературы бывают ошибочными, и даже если ошибки не было — бывают неэффективными и порой приводят к обратному результату. Появляется интерес к запрещённым книгам, а в условиях быстрого развития интернета прочитать эти книги на зарубежных сайтах труда не составляет. Практически запрет становится рекламой. «Если власть что-то запрещает, чего-то боится — это может быть интересным», — такая психологическая схема работает в сознании многих людей. Я думаю, что упование исключительно на запретительные меры, без комплексной проработки вопроса в общественном сознании, возникает из-за недостатка профессионализма, неумения решить задачу системно и более эффективно. И такой подход только усугубляет проблему.
Более эффективным методом, на мой взгляд, был бы комплексный подход: не только и не столько административный запрет вредной литературы (хотя некоторые провоцирующие агитки нет нужды обсуждать — только уничтожить), а ее аргументированный разбор и критика, развенчание ее ошибочных идей и ложной романтики. Бывают нередко и спорные случаи, когда у экспертов нет единого мнения, поэтому я поддерживаю призыв Президента к муфтиям создать экспертный орган, который будет отслеживать, в частности, уже вышедшую мусульманскую литературу и давать квалифицированную теологическую и богословскую оценку мусульманских ученых, которой могут пользоваться суды и прокуратура. Потому, что есть вопросы, которые, человек не знакомый с Исламом, просто может не знать.
Например, если в книге сказано, что «Мусульманин отличается от немусульманина тем, что пять раз в день совершает намаз», то любой светский эксперт, тем более не исалмовед, а лингвист или юрист, не увидит в этом никакого экстремизма. Вроде бы всё так и есть. Но с точки зрения исламоведа и теолога очевидно, что эта фраза означает, что тот, кто не совершает пять раз в день намаз, тот кяфир — неверный. Но это уже такфиризм — совершенно экстремистское с мусульманской точки зрения явление! Даже если люди недостаточно добросовестно соблюдают предписания — по лени или по забывчивости или из-за недостатка осознанности — никто, кроме Аллаха, не имеет права выводить их из Ислама. В Коране признается, что нет людей, кроме пророков, у которых нет грехов — мелкие даже у пророков в их частной жизни бывали. Но Аллах дает им время покаяться, исправить свою жизнь и на это время не выводит из Ислама. А такфиристы — это родоначальники всех видов экстремизма от имени Ислама, они ставят себя чуть не выше Аллаха и сами дерзают объявлять о выходе из Ислама множества мусульман, признающих Коран и Сунну. Следующий за этим шаг — вражда вплоть до убийства и терроризма со всеми «кяфирами». Но ведь фундамента этого экстремизма — «отлучения» большинства мусульман от Ислама — без теологической оценки не заметят ни психолог, ни лингвист! Такая книга прямо не призывает к насилию, но на самом деле несет в себе радикальную матрицу, которая направляет сознание молодых мусульман к нетерпимости, насилию, агрессии, террору в отношении инаковерующих, то есть, может быть социально очень опасной.
Конечно, издателям мусульманской литературы тоже необходимо более внимательно смотреть на те книги, которые они издают. И любое издательство может предложить автору что-то скорректировать, как-то иначе выразить свою мысль, чтобы не было двусмысленных трактовок, которые могут быть истолкованы в пользу беззакония. И это не цензура, а вполне разумные меры предосторожности со стороны издательства, несущего ответственность за изданную книгу.
На конференции в Болгарской исламской академии я поднимал тему создания экспертного совета. Именно при академии было бы лучше всего такой орган создать потому, что, к сожалению, по некоторым вопросам есть определенный раскол среди мусульманских организаций, а БИА — это существенный шаг к богословскому единству, поскольку мусульмане разных регионов стали соучредителями Болгарской академии. Поэтому экспертный орган при ней был бы очень авторитетным, отражал бы позицию подавляющего большинства мусульман нашей страны и всех мусульманских центров. В такой экспертный совет удалось бы включить самые сильные богословские кадры, которые могут дать компетентную оценку. И для светских судов их экспертные заключения имели бы важное значение. Да и Президент страны мог бы во исполнение его же тезисов поручить Верховному Суду РФ обязать суды всех инстанций привлекать в качестве теологической экспертизы заключения экспертного совета при БИА. А еще лучше, если бы опять-таки по предложению Президента страны в этот экспертный совет вошли также и лингвисты и психологи, тогда экспертиза была комплексной, а ее теологическая часть при этом самой авторитетной.
— На ваш взгляд, описанную выше ситуацию создает несовершенство закона или некомпетентная практика применения его судами?
— Я думаю, больше всего сказывается то, что у нас много десятилетий был государственный атеизм, и любое упоминание религии считалось незаконным и искоренялось. Когда в начале 1990-х рассекретили архивы ЦК КПСС, помню, мне показали квитанцию об уплате штрафа с такой формулировкой: «Штраф за веру в Бога — 10 рублей». Советские люди были воспитаны в этой системе — те же судьи, эксперты, прокуроры, они все дети своего времени: все, что с религией связано, для старшего поколения и сейчас подозрительно. И, конечно, эксперты, которых привлекают в районных судах к разбору тонких религиозных и мировоззренческих вопросов, не имеют необходимой квалификации. В итоге, например, в список запрещённой литературы попало завещание Аятоллы Хомейни иранской (не нашей!) молодежи. Этот запрет вызвал напряжение в отношениях с Ираном, на него прореагировало посольство, и все выглядело неправдоподобно глупо и некомпетентно, да еще в нынешней геополитической обстановке, когда Иран по ряду важных позиций является союзником России. Удар в спину российского МИДа получился.
Разумеется, сказывается то, что с Исламом в мировых СМИ связывается какое-то напряжение, даже появилось устойчивое выражение “исламские террористы”. Хотя к Исламу они, разумеется, не имеют никакого отношения, поскольку Коран вообще не позволяет применять оружие против мирного населения. Но в результате для многих наших чиновников, особенно, учившихся в советское время, всё мусульманское — это подозрительное, так что лучше уж перестраховаться и побольше запретить, чем «недозапретить». Поэтому и нужна вертикаль в привлечении экспертов для судов, нужен один компетентный главный экспертный совет при БИА, заключения которого могут быть использованы судами всех инстанций, начиная с уровня района.
— Многие труды исламских богословов создавались во времена, когда были другие общественные условия, другая правовая система. Можем ли мы подходить к ним с современными мерками?
— Если взять любой из четырех традиционных Мазхабов (богословско-правовых школ в исламе — ред.), то по всем — за уход из Ислама полагается смертная казнь. Эта норма отсутствует в Коране и спорно стыкуется с Сунной (имам Аль-Бухари ограничил действие трех хадисов на эту тему рамками войны, то есть сопряженностью с военной изменой своему государству). Практически данные положения — это законодательные акты, принятые в условиях средневекового государства — халифата, где Ислам был не только религией, но и государственной идеологией. Это акты не религиозные, а именно идеологические. Тогда эти вещи еще не всегда разделяли. По сути, тот, кто перешел в идеологию враждебного государства, тот не просто вероотступник, а еще и изменник родины, «враг народа». Поэтому эта казнь была по идеологическим мотивам и за военную измену — это дело государства, а не религии.
Сейчас это политическо-религиозное противостояние между государствами ушло в прошлое, религия не является основой межгосударственных или политических отношений и противостояний. Сейчас вопросы веры люди могут осуждать свободно, сугубо мирным образом, вне связи с политикой и войнами. Когда Пророк (мир с ним и благословение Аллаха) вступил в Мекку, он помиловал перебежавшего во время войны к многобожникам своего секретаря Зайда. Таким образом, норма о смертной казни за вероотступничество является историческим фактом, но в современных мирных условиях — анахронизмом, поэтому современные муфтии должны адаптировать отношение к человеку, покинувшему свою религию, к современному контексту. А покуда они этого не делают, за них это делают «лесные», но совсем в другом духе.
— Несомненно, есть в обществе и вредные идеологические течения, причем не только религиозные. Какой, на ваш взгляд, на самом деле должна быть забота об информационной безопасности?
— Можно, например, пытаться бороться с идеологией нацизма, просто запретив книгу Гитлера «Майн Кампф». Но при этом никто не будет знаком с ее содержанием, потому некий злодей может запросто где-то в соцсетях излагать идеи этой вредной книги без привязки к авторству Гитлера, от своего имени, под псевдонимом и т.п., а люди не будут иметь возможности опознать нацистские идеи и как-то отреагировать, опереться на чей-то квалифицированный анализ этих идей. Потому-то должен быть целый комплекс мер, которые позволят вывести нашу молодежь из-под влияния нацистских и иных экстремистских учений. Например, издать «Майн Кампф» с примечаниями на полях известной антифашистки, где она разоблачает содержащиеся там человеконенавистнические, сатанинские идеи. К этому приложить научный анализ этой книги, чтобы лишить ее демагогию всякой привлекательности и показать ее научную ничтожность. Что там не какие-то великие истины написаны, а это чисто пропагандистское издание, которое спекулировало на озлоблении немцев от унизительного Вестфальского мира после поражения в мировой войне в условиях нищеты и подавленного национального самолюбия.
Так же можно поступить и с запрещенной книгой М. ибн Абдуль-Вахха́ба «Единобожие», снабдив ее с компетентными комментариями и научным анализом, показав, что, где и как в ней неправильно и к чему приведет следование этим ошибочным идеям. Запрет книги — это всего лишь запрет продавать ее в магазине. А в интернете — читай, сколько хочешь. Да и обходной маневр — издание тех же идей под другим именем — тоже остается. А надо добиться, чтобы люди понимали, к чему ведут экстремистские идеи и сознательно от них отказывались. Чтобы человек понимал, что иную книгу в руки-то взять грешно, что потом надо полное омовение делать.
